Как и многие брокеры — основатели РТС, Роман Горюнов не хотел поглощения биржи. Красно-оранжевые буквы логотипа РТС стали почти частью его самого, говорит Горюнов, но готовится начать «новую историю» и вспомнить, каково это — быть не первым лицом.

— Когда вы поняли, что сделке быть?

— История об объединении муссировалась несколько лет. На протяжении прошлого года она обсуждалось в формате «может — не может». Реальность для меня наступила в самом конце декабря, когда из уст акционеров и от Рубена [Аганбегяна, президента ММВБ] я узнал, что договоренность близка. До этого все было на уровне разговоров.

— Получается, акционеры договорились за вашей спиной?

— Не то что за моей спиной, но напрямую.

— Какова была ваша первая реакция?

— Не могу сказать, что я сильно обрадовался. Это не секрет, что у меня, как у разумного менеджера и человека с определенной жизненной позицией, было много вопросов.

— Какой основной?

— Что это даст рынку.

— А до этого вы задумывались, готов ли этот бизнес к продаже? Обсуждалась ли такая возможность внутри РТС?

— Нет, честно говоря, мы двигались совершенно не в контексте продажи. У нас была тема IPO и понимание того, что это один из возможных сценариев развития. Но с точки зрения продажи — нет. Мы, как команда менеджеров РТС, видели очень серьезные перспективы роста компании, точка насыщения не наступила. Обычно люди задумываются о продаже бизнеса, когда она наступает. У РТС ее еще не было.

— Жалеете, что так все вышло?

— Жалость — это не то ощущение. Я уверен, что большинство наработок может и должно быть востребовано в рамках объединенной структуры. Поэтому есть чувство гордости за то, что мы сделали, с одной стороны, и четкое понимание, что многое из этого может быть заложено в основу новой истории — с другой. Для меня заканчивается история РТС и ММВБ и начинается новая, в которой есть возможность реализовать большой потенциал и создать синергию, используя наработки и опыт, который есть у нас и наших коллег.

— Взять все лучшее, оставив в прошлом все худшее? Получится?

— Есть надежда, что да. Я уверен, что в этом залог [залог] успеха.

— Многие считают оценку РТС завышенной. Согласны?

— Как человек, который организовывает рынок уже 15 лет, я понимаю, что единственная справедливая оценка та, по которой совершается сделка. Я считаю, что цена справедливая, тем более что это сделка на контрольный пакет.

— Объявление РТС об IPO было воспринято рынком как попытка защиты от поглощения.

— Та история уникальна. Фактически это было единогласное решение совета директоров, при этом для нас, как для менеджмента, это была задача по выводу бизнеса на новый уровень, чтобы компания стала публичной, привлекла новые средства для расчетно-клиринговой инфраструктуры. Другое дело, что часть акционеров, как потом выяснилось, голосовала за IPO, уже ведя переговоры с ММВБ. Наверное, у них были другие мотивы. Так что здесь нет однозначного ответа — у людей, которые участвовали в процессе, были разные мотивы, хотя решение было консенсусным.

— Сколько было потрачено на подготовку к IPO?

— Незначительная для биржи сумма — в районе $1 млн.

— На биржу оказывалось давление со стороны государства в какой-либо форме?

— Нет.

— Вы как акционер РТС будет продавать свои акции или обменяете на бумаги объединенной компании?

— В определенной степени мой пакет в бирже можно рассматривать как рыночную инвестицию — с другой стороны, я понимаю, что у менеджмента должна быть мотивация к росту капитализации. Мне важно, чтобы у меня была такая мотивация, с другой стороны, это инвестиция, которая несет в себе рыночный риск, так что решение должно быть взвешенным.

— В сделке больше экономического смысла, чем политического?

— В моем понимании как человека, который долгое время строил рыночную структуру, в первую очередь важно, чтобы проект был экономически выгоден участникам рынка и самой бирже. Это главный фактор, который сделает проект успешным политически. Понятное дело, что проект воспринимается как один из шагов по построению МФЦ, но таковым он будет, только если станет успешным — и наша задача сделать его таковым.

— Какой основной риск вы видите в объединении?

— В том — и процесс переговоров это показывает, — что у РТС и ММВБ абсолютно разные культуры. Потребуется время и усилия для того, чтобы люди, которые составят единую команду, начали думать в одном направлении, выработали единство целей и решили, как они будут все это развивать.

— Это возможно?

— Я верю, что да. Если бы я не верил, то не участвовал бы в этом.

— В этом плане команда ММВБ в более выгодном положении — они покупатель, им и карты в руки.

— У меня к этому другое отношение — создается новая компания с нулевой историей. Если так станет, то я думаю, что шансы на успех значительно больше.

— Вы будете первым заместителем?

— Да.

— Какие задачи ставите перед собой?

— Развитие основных бизнес-направлений — спотовые площадки, срочный рынок. Цель — удвоить объем торгов в ближайшие два года — является хорошей, к ней нужно стремиться. Хотя пока это скорее моя внутренняя задача, она еще нигде не обсуждалась.

— Вы были руководителем, теперь — заместитель. Что чувствуете?

— Пока не знаю. Придется перестраиваться. Все же четыре года в роли руководителя накладывают определенный отпечаток.

— Неприятно?

— Не то что неприятно, но придется вспомнить, как это было раньше. Уже позабылось слегка. Но мне кажется, это небольшая проблема.

— Что одна биржа может делать лучше, чем две по отдельности?

— Ключевой вопрос — синергия и объединение компетенций команд. Есть возможность за счет совместного ресурса и действий существенно улучшить рынок. Построить полноценную единую торгово-клиринговую инфраструктуру по всем продуктам. С единой точкой входа для участников и надежным клиринговым центром, который будет соответствовать требованиям как локальных, так и международных клиентов. Сократить издержки, сделать биржу более эффективной.

— Она сможет конкурировать с западными площадками?

— Уверен, что потенциально — может. Другое дело, что для этого недостаточно того, чтобы сама биржа [биржа] была конкурентоспособной. Требуется, чтобы и все окружение — законодательство, регулирование также были конкурентоспособны.

— А они сейчас таковыми не являются?

— Совершенства никогда нет. Другое дело, что есть очевидные вещи, которые нужно делать. Проект МФЦ во многом был оформлен в виде перечня нормативно-правовых действий для того, чтобы улучшить это окружение.

— Где взять достаточно эмитентов, чтобы биржа могла конкурировать с иностранными?

— Сейчас чуть ли не каждую неделю объявляется о новом размещении. Так что ключевой вопрос не в том, что эмитентов нет, а в том, что они должны размещаться у нас.

— Как это сделать?

— Сложный вопрос. К сожалению, пока ни у кого нет четкого понимания, что для этого сделать. Решение этого вопроса — одна из ключевых задач при построении МФЦ.

— Эмитенты идут туда, где ликвидность, но как привлечь ее туда, где мало эмитентов?

— Во многом это вопрос яйца и курицы. И ответ на него очень простой: надо делать и то, и другое. Если заниматься только вторичной ликвидностью — привлечением сюда инвесторов, то через некоторое время ликвидности не останется, потому что большинство бумаг будет торговать на Западе. Привлекать эмитентов без создания условий для международных инвесторов тоже не получится. Это может получиться, только если создать очень серьезный круг внутренних инвесторов. Как, например, в Польше. Успех всех польских IPO и украинских бумаг в Варшаве определяется тем, что польские пенсионные фонды покупают при IPO буквально все и очень быстро. За счет правильного построения системы внутренних инвесторов, за счет того, что у них очень хорошо развита пенсионная система, они обеспечивают успех размещений на варшавской бирже, причем не только польских компаний.

— ВТБ и Сбербанк — акционеры ММВБ. Но один не готов вернуть расписки из Лондона, а второй — с ними туда собирается…

— Надо понимать, что размер их инвестиций в ММВБ несопоставим с масштабом проводимых размещений, с тем эффектом, который они получат от размещения на Западе, поэтому здесь нет противоречия. Но в любом случае ликвидность [ликвидность] по российским активам должна концентрироваться в России. Это ключевая задача.

— Что будет с отдельными проектами РТС, брендом, индексами?

— Это следующий этап во всей этой истории. До сделки в основном обсуждалась ее структура, и после подписания будет несколько месяцев до ее закрытия. За этот период нам предстоит определить конфигурацию рынков, продуктовую, индексную стратегии и часть этих решений внедрить.

Что касается индексов, то правильнее говорить об их семействе. Думаю, что наличие двух индексов не должно восприниматься как нечто странное, хотя главный должен быть один.

Одна из основных задач заключается в том, чтобы мы не занимались объединением ради объединения, а параллельно сохраняли темпы развития. Несмотря на все разговоры о монополии, мы находимся в состоянии конкуренции и глобальные площадки не стоят на месте. Сейчас активно развиваются электронные формы торговли, и развитие финансового рынка резко ускорилось. Полгода-год промедления приводят к такому отставанию от трендов, что потом наверстать будет практически невозможно. Все ждут, что, проводя объединение, мы продолжим заниматься намеченными проектами и создавать новые. По этому показателю все будут судить об успешности объединения.

— Вам хотелось бы сохранить бренд РТС?

— Это родное. Но несмотря на то, что эти красно-оранжевые буковки почти часть меня, я считаю, что мы должны начать новую историю. Выработать общую философию, ценности и после этого решать, какой у объединенной структуры будет бренд.

— Вы уверены, что команды будут заниматься именно этим, а не толкаться за полномочия?

— Крайне важно, чтобы этого не случилось. Может быть, это романтическая надежда, но я приложу все усилия для того, чтобы это было так.

— Какие у вас личные отношения с Рубеном?

— Хорошие, деловые.

— Монополия приводит к соблазну поднять тарифы.

— Это может казаться простым путем, но на самом деле все сложнее. Когда мы реализовывали проект по срочному рынку, анализировали тарифы, то выяснили простую вещь — для очень большого числа участников рынка объем торгов обратно пропорционален тарифам. Развитие робототорговли и те объемы, которые роботы сейчас начали формировать везде в мире — для этих категорий участников тарифы являются крайне чувствительными, и их повышение пропорционально уменьшает объемы торгов. Сейчас бизнес-модель повышения тарифов не работает — доходы не вырастут. Экспериментировать можно, но мировая тенденция показывает, что биржевые тарифы снижаются.

Кроме того, основная ценность биржи — ее участники. Если их нет, то нет и биржи. Значит, ключевые вопросы мы должны согласовывать с ними. Биржа, которая не опирается на участников рынка, обречена. Как только участники понимают, что биржа начинает жить своей жизнью, они находят достаточно простые способы сконцентрировать ликвидность в другом месте, и избежать этого практически невозможно.

— Проблемы с НП были для вас ожидаемыми?

— НП всегда было тесно связано с ОАО «РТС», но не могло войти в периметр сделки. Поэтому развод был неизбежен. Думаю, когда весь накал, который возник в результате тяжелых переговоров, спадет, нужно сесть и спокойно выработать процедуру сотрудничества НП с объединенной биржей, потому что НП — это участники рынка и с ними нужно сотрудничать.

— Юридически сделка должна быть закрыта к концу этого года. А технически?

— Сложный вопрос. Думаю, потребуется полтора-два года. Не меньше.

— Значит, к IPO можете не успеть?

— Будем очень стараться. Очевидно, что задача подготовки к IPO предполагает, что биржа имеет сформулированную стратегию, описанные рынки и т. д. Это один из залогов успешного IPO, хотя думаю, что сейчас никто не возьмется сказать, сколько времени это займет. Пять-шесть месяцев нужно только на осознание того, что и как предстоит делать. При том что параллельно с осознанием нужно уже вести работу: нам нельзя терять темпов развития.